- Не провожайте, не надо. Я человек взрослый, сам все найду.
- Да, да, буду осторожен, далеко не заплыву, про "не зная броду..." в курсе, и не заблужусь, тут негде.
Отмахиваясь от советов друзей, которые под властью вечерней неги и обильного дачного ужина, решительно отклонили предложение пойти искупаться, я вышел на крыльцо. Всюду царствовал вечер, было тепло, но не жарко. Близкий закат вел за руку ночь. Слегка пахло пылью, недавно прошедшим по дороге стадом, тонко примешивался к этому запах воды с озера и сосен от недалекого леса. Мир состоял из добра, покоя и вечернего неба.
Босые ноги весело шлепали по гулкой тропинке, змеившейся среди ивняка. После крутого спуска она неожиданно изогнулась и вывела меня к озеру. Озеро было таким же спокойным, большим и прекрасным, как небо над ним. Солнце уже почти задевало за кроны деревьев, которые обрели на фоне прозрачного неба графически точные очертания. Слабый туман, поднимавшийся от воды, скрывал очертания противоположного берега и приглушал звуки.
Я огляделся и никого не заметил, наверное, время для купания здешних жителей закончилось. Редкие камыши любовались на свое отражение. Кочки, торчащие вдоль берега, поросли космами пронзительно зеленой осоки и напоминали головы кикимор. Близкий илистый берег был утыкан глубокими следами от копыт и купаться здесь не хотелось, но, за то, чуть поодаль, желтела полоска песка, очевидно, игравшая роль местного пляжа.
Ноги приятно утонули в тепле неожиданно чистого песка, он напомнил, что отпуск только начался и впереди - вечность. Раздевшись, я уже почти направился к воде, как вдруг почувствовал, что не один. Резко посмотрев в сторону, я увидел девушку, сидевшую, как на скамейке, на невысоком песчаном откосе у самой воды. Как я ее не заметил у меня в голове не укладывалось, более того, я мог поклясться, чем и на чем угодно, что минуту назад ее вообще здесь не было! Девушка молча смотрела в мою сторону, но, как- то сквозь меня, видимо, думая о чем-то своем. Первая мысль, пришедшая в голову, была о том, какое милое у нее лицо, и только немного погодя я понял, что это слово, совсем не то, милым может быть и забавное лицо, и просто физиономия приятного тебе человека. Девушка была не просто миловидна она была - прекрасна! Это была не внешность современных красавиц - продукта усилий визажистов, косметологов и прочих жрецов дорогих салонов. Она заставляла вспомнить сказочных Аленушек, или Василис Прекрасных, всех знакомых персонажей книжек, измазанных манной кашей детства. Тот женский идеал, который отпечатан в подсознании любого мужчины, который он ищет в любой женщине и ни в одной не может найти.
У нее были длинные распущенные по плечам русые волосы, изящные тонкие руки. Правильные черты бледного лица украшали большие зеленые глаза. Она сидела, вытянув скрещенные ноги в серебристых туфельках. Сверху ноги прикрывало очень тонкое и легкое, в цвет глаз, платье зеленоватого оттенка. Покрой его был неопределенным и напоминал греческий хитон, что усиливало впечатление от совершенной красоты девушки. Полупрозрачная ткань свободно струилась, не скрывая, а только подчеркивая формы ее тела, и я мог бы поспорить на что угодно, что кроме этого платья на ней ничего не было. Она казалась одетой и обнаженной одновременно, платье обтекало ее совершенные груди, устремлялось складками между ними, влажно облегало соски и выпуклый девичий живот. Молчать дальше, глупо глазея на нее, становилось не прилично.
-Здравствуйте, прекрасный вечер сегодня!
Она наклонила голову и слегка улыбнувшись, ответила также:
- Здравствуйте.
Голос ее был тих и мелодичен, как журчание воды в ручье.
Пока я думал над тем, как продолжить диалог, она заговорила сама:
- На этом озере любой вечер прекрасен, потому, что оно очень древнее. Люди замечают ход времени только на тех вещах, которые быстро старятся, на том, что они сделали сами. А вода не стареет, она вечно молода. Люди это чувствуют, поэтому и приходят к воде отдыхать.
- А вы здесь отдыхаете? У вас здесь дача в деревне?
Она немного задумалась а потом сказала:
- Нет, я здесь живу.
А вот это было вообще удивительно, ну не доярка же она в местном колхозе, с такими речами и такой внешностью. Учительница, и то, мало вероятно.
- А чем вы занимаетесь?
Я задал вопрос имея в виду ее работу, но она видимо не правильно меня поняла и ответила:
- Жду жениха.
Это мне не понравилось, значит, с минуты на минуту сюда должен придти какой-то парень, которому мое присутствие здесь может показаться лишним, кроме того, девушка начинала мне нравиться все больше. Хотя, у такой девушки не могло не быть жениха.
Пока эти мысли промелькнули у меня в голове, девушка заговорила снова:
- Моя бабушка говорит, что сейчас трудно найти себе мужчину, потому, что те из них, кто молод и силен, либо совсем не умеют думать, либо занимаются только этим. Любить - это думать о любимом, кто не умеет думать, способен только размножаться, но не любить. А у тех, кто много думает, способность к любви убивает привычка все анализировать. Любовь - это немного безумие, если пытаться ее понять, она погибает. Бабушка очень мудрая, она помнит древние капища на этих берегах и волхвов, которые говорили, что вечно молодая вода озер, хранит и вечную любовь - спутницу молодости.
Мысль мне понравилась, разговор становился все интереснее.
- А ваша бабушка случайно не колдунья?
При этих словах девушка поежилась, как будто я сказал что-то не приятное.
- Нет, колдуньи знают слишком мало, их знания, это только кусочки целого, которое им не узнать никогда. Бабушка ведает почти все. Она говорит, если мужчина, способный любить, выпьет озерную воду из ладоней понравившейся ему девушки, он познает и вечную любовь, и вечную молодость.
Она на секунду замолчала, глядя на озеро, а потом неожиданно предложила:
- Не хотите попробовать, способны вы полюбить или нет?
Из рук такой девушки я бы напился воды из козьего копытца, а не то, что из озера, потому, я согласился не раздумывая. Она встала и медленно, будто боясь оступиться, или ,словно, она не привыкла ходить по неровной почве, подошла к озеру и зашла в него, не снимая своих серебристых туфелек. Наверное, слишком много удивительного произошло за последние полчаса, и я почему-то привык, перестал удивляться и речам о бабушке которая помнит волхвов, и странной манере заходить в воду прямо в обуви. Туман, еле заметный вначале, стал плотнее, обступил нас зыбкой стеной и оставил для нас пятачок пляжа, замкнутое пространство, до которого сжались размеры мира. Стало совсем тихо.
Она изящно наклонилась, сложила ладони лодочкой и погрузила их в воду. Мне показалось, при этом она что-то сказала, но возможно это просто журчала вода наполняя ладони. Ее лицо отражалось в воде, волосы, свесившиеся с головы, тянулись к волосам, стремившимся навстречу к ним из воды. Она выпрямилась, и осторожно держа ладони на весу, пошла ко мне. Она шла обнаженной! Ее хитон куда-то пропал и я опять не удивился, ее красота, молочно-лунный свет, идущий от ее тела, от ее глаз, не оставляли места мелочно-глупому удивлению. Округлость ее грудей, с коричневато-розовыми сосками, над сложенными чашей ладонями, была идеальной. Грудь женщины - ее нежность, которую она дарит мужчине, была открыта мне беззащитно и доверчиво. Вечные соперники женского тела - талия и бедра светились гладкой кожей и были единым совершенством. Живот, созданный для ласк и поцелуев, не давал отвести глаз, а то запретное для мужских взоров место, в самом его низу, было украшено прядью волос - лилией на молочном озере. Капли серебряными бусинами падали с ладоней, которые она осторожно несла мне навстречу. Ее пальцы приблизились к моему лицу, и, наклонившись к ним, я увидел в воде не свое, а ее отражение. Может быть, так странно падал свет? Может быть, но продолжить эту мысль, уже не было ни времени, ни желания. Я поддержал ее ладони своими пальцами и выпил чуть пахнувшую болотом воду.
Всего несколько глотков, но когда, с последним глотком, я коснулся губами ее пальцев, мне показалось, что произошло что-то важное. Я понял, что вся моя предыдущая жизнь была лишь тропинкой, путем ведущим меня сюда, к этому озеру и к этой встрече. Берег серел, теряясь в обступившем тумане, а на лицо этой девушки, имя которой я даже не успел спросить, казалось упал солнечный луч, освещая ее прекрасные черты. Я понял, что ради нее, я пойду в огонь и в воду и что это не пустая фраза, привычный оборот русской речи, а это, на самом деле , так, утверждение , которое не надо доказывать. Я смотрел на ее лицо и где-то в груди разливалась сладкая боль - моя любовь.
Она разжала ладони и сказала:
- Жених мой!
Потом провела ладонью по моей щеке, и поцеловала своими влажными, прохладными губами, пахнувшими вечной молодостью озерной воды. Я потянулся к ней, но она отстранилась сказав:
- Пойдем домой.
Затем повернулась и вошла в воду, вошла без шума, плеска и брызг. Казалось вода сама расступается под ее ногами, принимая ее. И тут я понял, что она уходит, уходит навсегда, всерьез и по настоящему. Мое солнце, моя любовь уходили, а я оставался один. Вдруг она обернулась и, не смотря на то, что слов я не слышал, сказанное отчетливо прозвучало у меня в голове:
- В огонь и в воду!
Я посмотрел на ставший серым и унылым, берег, на свою одежду, брошенную на песке, затем повернулся, и уже не оглядываясь, пошел за нею.
Вы, наверное, знаете, как увлекает игра и как, приятно потягивая холодное пивко играть или смотреть видик, особенно когда дома нету надоедливых предков. В один из таких прекрасных дней, да тем более летних я и проделывал все это. Убивая очередного монстра я вдруг услышал не то крик, не то стон. Что это -, подумал я. Наверно звуковая карточка решила отрабатывать те 2,5 штуки бабла, которого я в неё вложил. Дело в том, что два месяца назад я решил модернизировать свой старенький ПК, и продавец мне посоветовал взять SB. Сей кульный девайс - говорил он - обеспечивает просто суперпатрясный звук, не компосируйте себе мозги возьмите, очень круто. И я, конечно, под сей весьма убедительный треп, купил карточку. Уже через два часа я в курил, что повелся как последний лох и меня кинули как баклана. Продавец барыга, мать его за ногу, естественно слушал меня на следующий день, весьма кисло, отвечая чего, мол, ты уши пригрел, мне тебя нужно было развести, ничего лоховозится, а коли, повелся то твои проблемы.
Злой и напитый (встретил школьных друзей) я вернулся домой. А тут ещё подвалил отец, которому блядь хотелось послушать сей девайс. Конечно, он моментально смекнул что, выложил бабло совершено зря, и можно было купить простенькую серую карточку, чей брэнд не так раскручен и сэкономить штуку. Смотря на меня словно злобный фрикер-визуалист, он методично капал на мозги.... Но теперь я уже потихоньку переставал сожалеть о покупки и перекомпосированных мозгах. Да вот так подумал я, когда раздался очередной крик. Но, как часто в нашей грёбяной стране бывает, да будет свет сказал мандер и перерезал провода. Свет погас, а без него кульный девайс, что ПК зовется, естественно не работал. Вот дерьмо, предков не будет до утра, а курить пиздец как хотелось, комп не работал, а Маринка сегодня вкалывала на даче с родаками. А видь только десять часов, о гавно. И тут до меня дошло, о какой я блин-клин великий тормоз комп то не работает, а крики не перестали раздаваться. Что за х...? Выйдя на балкон, я установил, что крики доносились из соседнего здания, где сынки буржуев, то бишь новых русских устроили себе не то сауну, не то баню. Весьма интересно, пойду, как я прогуляюсь, посмотрю, что там еще вытворяют эти сукины дети.
Выйдя на улицу, я решил зайти к Максу моему старому другу, с которым мы порвали не одну целку. Макс весь сонный и недовольный, долго ломался, но все-таки решил присоединиться со мной, тусанемся Макс, хватит дома дрочить. И вот мы уже в вдвоем спокойно шли, неспешно обсуждая как мы сегодня прогуляли два урока, и как вопила наша класнуха по этому поводу. Вы - говорила она - два повесы, только позорите наш 11 "П" класс, меня уже 5 раз вызывали к директору, чтоб ваши отцы были на следующей недели у меня. Но, несмотря на её пиз... мы знали, что она кульная класнуха, не когда не закладывавшая нас. Ей было всего 27 лет. Когда после педвуза она пришла в школу ей сразу отдали наш класс, как самый "продвинутый", видь не одна из старых стерв не могла с нами совладать, и тогда ещё 7 "П" стал её. Они думали, что она лоханется, но кульно пробакланились. Молодая быстро нашла к нам подход, и мы лишь изредка её подводили. Иногда даже завоевывали места на олимпиадах, она подтянула класс капитально, как говорится, взяв нас за задницы.
С Натальей Петровной мы ходили на порнуху (она весь класс и отвела). А помнешь, что она нам сказала, - говорил Макс -, что хватит быть детишками и мы вполне взрослые, а потом еще рассказала нам все о сексе на классном часу. Да Макс мы быстро нашли с ней общий язык, весь класс её боготворил, не каждый день встретишь человека, который понимает молодых и не устраивает на школьных вечеринках, стихи да котлеты, а делает выпивон и дает ключи от кабинетов. Это точно - продолжал мою мысль Макс - защищать нас от старых сук и директрисы - крысы, как это кульно! А помнишь, как мы решили получше заняться историей, и зашли к ней на хату? И остались на ночь - как же не помнить говорил я - было это в старом добром девятом классе мы с тобой уже тогда достаточно познали девчонок, но женщин и настоящего секса на двоих у нас не было. Да - погрузился я в воспоминания - в тот день, прихватив бутылочку вина мы пошли к ней. Заходите мальчики - сказала она нам - одетая только в китайский халат, который плотно облегал её тело, показывая округлые сиськи и выгиб в письку.
А какая у нее задница! Когда нарочно мимо проходит, покачивая ягодицами, сразу всю математику перезабудешь. Сейчас она сидит на второй парте, у окна. Черт, как же красиво ее весеннее солнце освещает! Я так кажись, скоро поэтом стану. Я на третьей парте в ряду по центру, до нее рукой дотянуться можно! Аня, как же ты меня волнуешь! Черт, контрольная же идет. Объем шара равен... А груди у нее, кажется, сейчас из топика вывалятся. Как ей этот топик идет. Сегодня она вообще классно выглядит. Кудрявые карие волосы спадают до плеч, по бокам заплетены в косички с разными ленточками и бантиками. Светлый топик еле вмещает груди. Коснуться бы их... хоть разок. Такие мягкие, зовущие. Наверно. На ее ногах джинсы, безумно здорово обтягивают ее стройные бедра, попку и икры. В пупке блестит колечко. Не люблю вообще все эти украшения, но хотел бы я быть вместо этого колечка там. Рядом с ее киской.
Блин, пи эр умножить на вэ. Этот хмырь, что сидит рядом, мне калькулятор отдаст когда-нибудь? На правом плече у нее черная татуировка - переплетение разных завитушек и полосок. Говорят, она еще две татуировки сделала - на груди и в паху: Розочку, говорят, ей нарисовали. Не, это вряд ли. Зачем ей такие груди еще украшать - они и так у не супер. Как она здорово села - облокотилась на левый локоть, так что я вижу вырез топика. На ней сегодня нет лифчика. Ткань, прикрывающая эту красоту тонкая, я соски ее через топик вижу. Напряглись... Не от математики же? Ну давай, спроси у меня что-нибудь. Я тебе хоть всю контрольную эту решу, только за то, что ты надо мною склонишься. Или дашь себя погладить. По этим обтянутым джинсой полушариям ягодиц.
Да, все уже решил, Иван Иванович. Вот, сдаю. Как всегда, раньше всех в классе. Этот тормоз, что рядом со мной сидит, еще только две задачи из пяти решил, и еще одну с ошибкой. У него там формула не правильно, я сразу заметил. Ладно, пусть помучается, не буду ему ничего подсказывать. Лучше повернусь опять к окну.
Она что-то пишет со шпаргалки. Шпаргалку она положила между ног и придерживает левой рукой. Со стороны кажется, что она нежно ласкает себя между разведенными бедрами. Все написала. Встала из-за парты. Положив лист на учительский стол, сладко потянулась, нарочно, перед всем классом, так что качнулись ее большие груди и чуть задрался топик. Шаг назад, достала из сумочки пачку, зажигалку, махнула подружке: "Настюх, пойдем покурим". Голос у нее чуть хрипловатый и всегда томный, словно она всегда в экстазе от своих слов. Нарочно же бедрами при ходьбе покачивает! Хвалится и джинсами за сто долларов, и подтянутостью попки. Анечка, Анечка.
Подружка ее, кстати, тоже ничего. Особенно после того, как в салоне ей сделали аккуратную короткую прическу, подобрали кофточку и украшения, чтоб подходили и к смуглой коже, и к черным волосам, и к маленьким грудям. У Анечки груди намного больше. И лучше.
Вот Машка тоже контрольную сдала. Всю у Антона списала, я знаю. Он тоже в математике рубит, не так как я, у него геометрического мышления нет, но все же. Везет ему. Он уже месяц Машке контрольные пишет, а она с ним спит. Сегодня утром они вместе у метро презервативы покупали, а смеялись при этом, будто что смешного в них нашли. Прямо на первом уроке Машка передала одну пачку "Лайфстайла" Анечке, подмигнув ей при этом. А она засмеялась. Тоже.
На третьем ряду на последних партах вдруг слышен пронзительный писк и приглушенных смех. Ага, Таньке, пришедшей сегодня в новой красной кофточке, сидящие сзади парни расстегнули сквозь кофту застежки лифчика. Весело. Как она отреагирует? Да никак, только наиграно возмутится. Она такие шутки этим парням прощает. Но спит не с ними, я видел ее другой встречал... Повезло им, что Иван Иванович в другую сторону смотрит.
На биологию народу пришло раза в два меньше, чем было на математике. Они что, не понимают, что если наш биолог обидится, то не поставит даже четверки в году? А биология в аттестат идет? Или им сейчас сексом заниматься важнее, чем потом в институт поступить? Аня, кстати, тоже не появилась.
Вот и этот урок кончился. Сейчас физика этажом выше. Мне по физике точно пять в четверти поставят, а зато можно поподсказывать нашим девчонкам.
Физик что-то задерживается. Мне, например, совсем не интересно стоять в коридоре с моими слабоумными одноклассничками. Ого! Анна вернулась! Неужели решила сходить на физику? Какая удача, надо будет сесть рядом с нею и помочь задачку решить... А там посмотрим, еще может что случится...
Она подошла ко мне! Господи, я ей в топик заглянуть могу! Какие же у нее груди красивые! Не может быть. Ее рука меня обняла за талию! Надо ей в глаза посмотреть, что ли. А то нехорошо получается. Как я об этом мечтал. Наши глаза рядом. От нее пахнет табаком, пивом и косметикой. Ее темные глаза блестят от выпитого. Она ко мне бедрами прижалась. Надо ее обнять, я видел, за талию, вот так обнимают: Но не бросать же портфель на пол?! Вторая ее рука ложится мне на плечо, она прижимает меня к стене и сама приникает ко мне. "Эй, отличник! Хочешь? Пошли ко мне домой любиться?" К ней? Она меня сама зовет, вот это да! Но... я же работаю сегодня вечером... Аня, ты пойми, я тебя не могу проводить, так уж получается. Она хрипло смеется. Запрокидывает голову, ее волосы струятся по плечам, груди качнулись в такт смеху, она все еще прижимается ко мне бедрами. Она меня любит, она же сама сказала. Я обнял ее за талию.
А эти, вокруг, почему смеются? Даже хохочут, Димка сползает по стене от хохота, Настька тоже веселится во всю. Нет, это они просто мне завидуют. Потому что Аня сама подошла ко мне! "Ты что, обнимать не умеешь?" Ее рука перетащила мою ладонь с талии ниже. Под онемевшими пальцами - ее попка, такая красивая, такая нежная, я ее чувствую даже сквозь толстую джинсу. Ну почему пальцы онемели, надо хоть погладить эту красоту... "Ну если не можешь домой, давай прям здесь! А то что ты на меня все смотришь, так и онанистом стать можно!" Она, смеясь, сама сжала рукой мою ягодицу! Вот это да! Но не при всех же! Он смотрят, потом еще ржать будут всю четверть!
Аня потащила меня в туалет. Я ели успел захлопнуть за нами дверь. Вот мы с ней одни: Она все больше пьянела, толкнула меня к стенке, а сама встала напротив. Подняла руки, словно в танце, затрясла плечами, так что груди качнулись под топиком, дернулась всем телом. Потом резко задрала топик вверх. Ее соски оказались чуть темнее и больше, чем я всегда представлял. Я их всего миг видел, эти ее полные, налитые груди, а показалось - вечность!
Ткань снова скрыла полушария ее грудей, когда она отпустила края топика и облокотилась о стену, к которой я прижимался. Получалось, что она прижимает меня к стене. Запах пива и вина стал еще сильнее. "Ну, сто, ты мужик или нет? Давай?" Она почти упала на меня, пытаясь поцеловать и одной рукой искала ремень моих джинсов. Я даже не знаю, что делать дальше. Я же совсем не так себе это представлял... И не в таком месте. Господи! Уже физика началась! Если же на урок опоздать, физик мне потом может пять в четверти не поставить! Нет, Аня, ты не понимаешь, мне же медаль не дадут!..
Я выскользнул из-под руки красотки и побежал по коридору к закрывающейся двери кабинета физики. Аня хрипло смеялась мне в спину, да ну и пусть. Уф, успел! Так, все первые парты заняты. А, вот место рядом с Катей есть. Она кстати в физике ничего не смыслит, хуже всех в классе. А вот фигура у нее очень даже ничего... И груди красивые. Надо будет потом еще посмотреть...
Зимний вечер, я сижу одна, в полумраке, думаю о тебе, вспоминаю твои виртуальные ласки. И думаю как бы хорошо было бы испытать их на самом деле. И вдруг, звонок в дверь, я даже подскочила. Думаю, да кто же это может быть, вроде я никого не жду. Открываю, а там Ты. Откуда и как попал сюда, пронеслось у меня в голове, а ты как будто прочитав мои мысли сказал, что вот подумал обо мне и все. Появился здесь, в чем был. Действительно, даже в тапочках и джинсах. Я закрыла дверь, предварительно впустив тебя, поцеловала в щечку, обняла вернее будет сказать что это ты меня обнял. Крепко крепко. И поцеловал прямо в губы, я аж замлела. Ослабла сразу как-то, ты поднял меня, перенес в комнату и положил на мою коечку и сел рядом. И стал гладить меня по голове, и говорить <Какая ты девочка>., ну как ты обычно говоришь. У меня вдруг проснулось какое-то дикое желание обладать тобою. Я села, и стала расстегивать твою рубашку, сняла ее, провела рукой по твоему загорелому телу, ты даже вздрогнул, видимо мурашки побежали. Сняла халат(я под ним совсем голенькая) прижалась к тебе, обняла, поцеловала.
Затем расстегнула джинсы, они упали, плавки ты сам снял, и действительно, твой дружок, довольно большой, даже в таком, полустоячем виде, а что будет когда он встанет? Мы обнялись, я зажала его между ног. Что бы он побыстрее напрягся( я редко бываю с мальчиками, может чего и не знаю. Может надо как-то по другому, ты уж меня прости). Мы долго целовались, ласкались язычками, потом у меня возникло желание попробовать тебя. Вкус твоего, я опустилась на колени, Он уже набух, я подумала, а как же я его сосать то буду, вон он какой большой. Он же в рот не влезет. Взяла рукой, открыла головку, и облизала, понюхала, Запах странный, Ты наверное только что помылся? И взяла в рот, нежно одними губами, странно , но он влез, ты улыбаешься. Я вижу, мне приятно, я тебя сосу, в себя всасываю. Приятный вкус, и не соленый даже, как думалось, непонятный.
Ты сказал что пока хватит, а то 27 лет воздержания, и все такое, сейчас кончишь. Взял , поднял меня и положил на коечку, прилег рядом, а я быстренько на тебя , я же легонькая. Я тебя целую, сначала щеки, губы, подбородок. Горло, постепенно спускаюсь вниз, уже дошла до пупка, какой ты все таки. Но ты сказал что так не пойдет, что ты сам хочешь тоже, что то делать, а не только лежать, привстал, сбросил меня с себя, нежно. (непонятно как это, но так уж получилось),и сам начал меня целовать, сначала в губы(у меня губы после стали похожи на сливы, такие же большие), потом стал спускаться ниже, дальше я плохо помню, потому что была в какой-то прострации, от наслаждения, помню ты целовал меня в засос, у меня даже следы остались, (я вся в засосах). А когда дошел до моих губок, до моей киски, я вообще сомлела, я уже не могла, я хотела тебя так , как никогда не хотела, никого. Тихонечко нежно, кончиком язычка. Коснулся клитора, я аж вздрогнула, и начал меня ласкать.
Руки подложил под попку, Как классно, какой бьютифул, нет слов. Нирвана. Я вся изгибаюсь от наслаждения. Легкий стон, срывается с моих губ... О как хорошо, какой же ты у меня , Робинзончик.
Я кончаю наверное раз пять, я на вершине блаженства. У тебя наверное потом шея болела, так я сжимала тебя бедрами. Я не помню, я вообще ничего не помню, я помню только что мне хорошо, какой же ты молодец, что прилетел ко мне. Я вся изнемогла, говорю... <Хочу ощутить тебя в себе, давай>. Ты перевернул меня на живот, приподнял таз, и начал любоваться, и говорить... <Да, действительно все видно, и здорово видно>, потом встал за мной, и тихонечко вошел в меня, я задрожала. Я почувствовала тебя, как моя киска обжимает головку, как Ты входишь в меня , постепенно нежно, я ощущаю. Мужчине этого не понять. Чувство живого, в себе это что-то. И мне совсем не больно, хоть у тебя и большой. И ты начал меня любить, вернее трахать(по русски по другому не сказать) я вся извивалась, а ты держал меня за бедра руками, видимо что бы не сорвалась с него. Я так кричала наверное, что все соседи слышали. И ты в меня кончил, такого фонтана внутри себя я никогда не ощущала, и наверное никогда больше не ощущу, ты влил в меня наверное точно целое ведро, я вся изнутри была в сперме. Полностью . Ты вышел из меня, лег рядом, а я легла на тебя и стала облизывать Его, ты такой вкусный, и сперма твоя тоже, ты наверное сегодня ананасы ел, и бананы (сперма имела такой непередаваемый вкус), Потом я легла с тобой рядом, обняла тебя и забылась, как провалилась в сон. А когда проснулась, тебя уже не было. Жалко. А то бы еще. Во всем теле ощущалась какая-то непередаваемая легкость, мне было на удивление хорошо. Я погрустила немного о том что ты так быстро ушел и задремала. Разбудил меня звонок в дверь. Я одела халат, открыла дверь...
Это был ты.
(может быть не конец)
Брызги росы щекотали лицо. Болтался повод. По сыро земле предрассветного леса глухо отдавал - тугой шлёп конских копыт. От земли поднимался запах, он щекотал ноздри, пробирался глубже в гортань, лёгкие, лёгкие наполнялись этим запахом прелой земли, слежавшейся чёрной листвы, раскисших шляпок грибов. Вверху ветер набегал иногда на вершины больших дубов, плотно замыкавшие верхний ярус старого леса, но внизу было тихо, только шлёп, шлёп, шлёп копыта по мокрой земле.
По его грузному расслабленному телу струилась усталость от бессонной ночи и длинного перехода, она отяжеляла веки, струйками сбегала вниз, скапливалась в районе поясницы, плескалась в узких раструбах кожаных сапог. В голове было бездумье усталости, лишь звук копыт угрюмо протискивался через головные кости, звучал отдалённо и одиноко...
Дружина растянулась за ним не длинной цепью. Все молчали, как молчит всё в природе в этот час меж ночью и солнцем, когда спит всё и должно спать всё, только человек в вечной суетности и погоне за призраками нарушает иногда этот час покоя, но и он ощущает в глубине свою неправоту, оттого он немеет и цепенеет в этот час тишины и непреложного покоя...
По лесу двигался отряд. Звук быстро затихал за ним, но колыхание веток ещё долго звенело по их следу, разбрызгивая во все стороны тонкую пыль росы.
К нему подъехал поп.
- Скоро ещё? - не поворачиваясь и не нарушая своей расслабленной позы, бросил он.
- Должно близко.
- И верно говоришь, что язычничают в Дубрищах?
- Верь, князь, слову. Смущает там людей старый ведун Ярила, приносят они жертвы мерзкому Перуну-истукану и славят Хорса, веру подрывают и сеют недоверие к княжей власть и князьям как отступникам от старой веры.
- Коли правда сие - худо им быть, князь сурово сумеет наказать супротивников веры Христовой, - ответил он и снова погрузился в дрёму. Приблизившийся к ним старший тиун Дрыга подал свой голос.
- Говорят у Ярилы дочка - первая красавица на всю землю дряговичей.
Никто не ответил, голос прозвучал и затих.
Внезапно лес расступился.
Узкой полоской расплавленного металла сияло навстречу восходящее солнце. Солнце и весь воздух, прозрачно насыщенный им, ослепили глаза всадников после полутьмы глухого леса. Постепенно, когда глаза людей приспособились к новому свету, их зрению предстала картина неширокой реки, плавно петляющей средь мягких зелёных лугов, а вдали возле раскидистого дуба была видна большая толпа людей - мужчины, женщины, дети в пёстрых платьях и белых рубахах. Они медленно, ритмически двигались вокруг разукрашенного дерева и их торжественная песнь широким веером расходилась в высоту, лишь краешком доносясь до их слуха. Это был старый языческий гимн Солнцу.
Велий Хорсе
Велий Хорсе
Одари ты нас любовью
Одари ты ны скоты
Одари ты животы
Старые, слышанные с детства слова, старая, знакомая с детства мелодия дедов и пращуров не могла не отозваться в сердцах все этих людей, даже если и приняли они новую веру, привезённую с раскошных берегов Босфора, даже если и утопили священного дедовского Перуна в водах Днепра, но себя не враз переделаешь, не враз отбросишь свою память... Она будила воспоминания о детстве и тепле, мягких руках матери, шамкающем говорке лохматобородого деда, рассказывающего сказки и старые предания о Рюрике, Святославе и походах на Царьград, весёлые попевки и хвалы Бояна. Новая вера была холодна и сурова, она ушла с просторов полей, от сумрачного уюта лесов, замкнулась в каменных клетках ослепительно белых неживых церквей, где на человека с гневом и укоризной глядели раскосые лики мстительных патриархов и даже во взгляде богородицы не было доброты и утешения, и младенец на её руках никогда не улыбался...
Он оглянулся на спутников, обвёл глазами их затянутые пеленой воспоминаний лица, под его взглядом они съёживались, будто уличённые в чём-то непростительном и пустил своего коня вперёд.
Дружина с воплями и криками обогнала его, рассыпалась по полю, окружая язычников, которые при виде их бросились бежать к лесу, но, увидев, что путь отрезан, сгрудились вокруг высокого старика в белом и с длинной белой разлетающейся бородой.
- В воду их, загоняй их в воду! - возбуждённо вопил поп, радый, что так удачно застали язычничающих.
- Всадники конями и копьями стали загонять людей в воду.
- Князь, вот он, Ярила, главный хороводчик, - закричал поп, подскакивая к князю.
- Схватить и связать.
Несколько времени - и вся толпа была загнана в воду. Испуганные, они стояли по грудь в воде, теснясь друг к другу, женщины поднимали детей, они громко плакали от испуга.
Несколько дружинников, сверкая топорами и белым срезом щепы, принялись рубить священный дуб, а поп стоял на берегу и, размахивая крестом, бросал гневные слова.
О, погрязшие в грехе язычники. За вас смерть принял божеский сын Иисус Христос, а вы поклоняетесь дубам и чурбанам. Да не будет вам другого бога кроме триединого в сущности - бога-отца, бога-сына, бога - духа святого... Иначе гнев его будет на вас на небе и месть князей мира на сей земле. Не приносите жертв ни Перуну, ни Хорсу, ни прочим Ваалам, едино токмо десятину от трудов и промыслов ваших на церковь святую. Да будет так от сего и навеки. Аминь! - и размашисто махнул два раза в воздухе тёмным распятием. А затем уже деловым тоном. - Подходите по одному принимать крещение от креста животворящего.
Дружинники, заехав в воду на конях, копьями стали толкать людей, они по одному подходили к кресту, а стоящий перед попом дружинник с головой макал подходящих в тёплое молоко воды под громкие крики и гогот стоящих на берегу, очищая их водой от скверны бесовских заблуждений языческой веры.
Поп давал язычникам целовать крест, крестил их по воздуху, продолжая говорить какие-то грозные речи об аде, вечных муках и суровых пророках.
Ярила стоял связанным под деревом. Он подъехал к нему.
- Почто, старик, смущаешь дедовскими побасками, отвращаешь их от веры, в которую мы всем приказали верить?
Ярила вскинул голову. В глазах не было страха.
- Крамолу и смуту сеешь по Русской земле, князь. С этой верой наши деды крепили Русь, били греков, булгар и печенегов, и стояла Русь крепла.
- То всё раньше было. А прежняя вера была одна глупость и недомыслие, поклонялись бесчувственным истуканам. Нынче новая вера в Иисуса Христа и как сказано, так и надо смердам верить.
- Отомстят старые боги, - бешенно шипел старик, отчего князю стало совсем не по себе, - ох, горько ещё отомстят за обиды и поругание киевского Перуна, много слёз прольётся Руси, кровавыми слезами умоется, красной водой колодцы позаливает, Христос ваш не русский бог, его греки выдумали и вас одурачивают.
- Предай его смерти, князь, - подскочил поп, - непростительно такое богохульство на сына человеческого.
Страх перед этим связанным человеком сам подсказал.
- За твоё супротивство смерти горькой предаю тебя, старик, чтоб урок для всех остался. Привязать к деревьям.
По трое дружинников бойко слазили на стоящие рядом берёзы, пригнули вершины и споро привязали к ним за ноги Ярилу. Несколько человек сдерживали деревья, чтоб они не разогнулись. Очищенный и окрещённый народ в мокрых грязных одеждах жалкой толпой сгрудился кругом.
- Так будет со всяким, кто супротивится церкви и князьям, - проповедовал поп. - Унесите в сердцах ваших эту казнь и помните её.
Заглушая слова попа, громко кричал Ярила.
- Будьте твёрды в старой вере, люди русские, она истинная.
Он хотел приказать заткнуть старику рот, но затем передумал - пусть кричит, помирать всё лучше с криком.
- Все смотрели на него, ожидая сигнала. Он поднял руку.
В этот момент раздался крик, удержавший ею от падения.
- Вон Ядвига, дочка Ярилы.
Не опуская, он обернулся и увидел выехавшую из леса на коне молодую женщину, в нерешительности остановившуюся одаль. Должно действительно красавица, подумал он, разглядывая её фигуру, уверенно и свободно сидевшую на своём мохнатом коньке - и опустил руку.
Враз вершины были опущены и две бело-красные половины того, что ещё только было единым телом старого ведуна, взлетели прямо в глубину неба, брызгами крови окропив всех стоящих и окутав всё вокруг запахом парного человеческого мяса. Вдох ужаса и страха вырвался как из одной груди. Заголосили бабы, заплакали дети...
Внутренняя сила снова заставила его обернуться в сторону дочери разорванного ведуна. Она сидела неподвижно на коне, повидимому до неё дошло страшное значение происшедшего, её плечи поникли, руки, сжимавшие повод, безвольно опустились на гриву коня.
Жарко шептал на ухо Дрыга.
- Девка - первая красавица на всю землю дряговичей.
Неосознанным движением он толкнул коня по направлению к женщине, неотступно глядя на неё. Её лицо расширилось, стали проступать отдельные черты.
Она очнулась, резко повернула коня и поскакала в лес.
Пришпорив, он влетел вслед за ней. Ветви хлестали его по лицу, он уклонялся от них машинально, не отрывая взгляда от мелькавшей впереди спины, которая ни приближалась, но и не отдалялась, как ни горячил он коня, ни пришпоривал его кованными сапогами. Её конёк был, видать, вынослив и быстр.
Жажда погони захватила его, проснулся охотничий азарт. Они ускакали уже далеко, затихли крики пустившихся вслед дружинников, а он всё не мог приблизиться к мчащейся не оглядываясь прямо сквозь чащу женщине. Конь начал уставать, лицо горело от хлеставших веток.
И вдруг конь под женщиной споткнулся, она подлетела вверх и совершив широкую дугу, упала на землю.
Он соскочил с коня.
Разметавшись по земле, лежала женщина, потерявшая от удара о землю сознание. Спутанные волосы закрывали её лицо. Он присел возле неё и с неожиданно возникшей робостью раздвинул волосы. Перед ним возникло видение поразительно красивого женского лица. Оно было красиво своей... каждая линия, каждый очерк этого лица имели свою окончательную и завершенную форму, и все они сливались в одно нерасторжимое единение красоты - той самой красоты, отдельные черты которой он наблюдал иногда на иконах, привозимых из Византии, но там всё это было разрознено, каждый художник улавливал лишь одну из чёрточек совершенства, а здесь пред ним было её полное и окончательное выражение.
Девушка была жива. Это было видно по её дыханию... Он осторожно провёл по её лицу кончиками пальцев как слепой. Девушка не шевелилась. Он склонился и как бы для окончательного удостоверения коснулся в поцелуе её губ.
Она дрогнула и открыла глаза. Он неотступно глядел в них и видел, как медленно в них возникает память.
- Как тебя звать?
Она вздрогнула и очевидно под звуком его голоса память вошла в неё окончательно.
- Уйди, уйди...
Она хотела прокричать, но голос сорвался на сухой шепот.
Она сделала движение вскочить, но он остановил, силой налегши на её плечи.
- Пусти меня, изверг, пусти, убивиц, убивиц... - всё тем же сухим шепотом говорила она, извиваясь под силой его рук.
Это извивающееся тело неожиданно пробудило в нём резкую вспышку желания. Не в силах противиться, он бросил своё тело на женскую грудь и впился губами в её губы, пытаясь руками сдержать её мотающуюся из стороны в сторону голову. Она что-то вопила нечленораздельное прямо в его рот, и этот поток горячего вибрирующего воздуха проникал в его лёгкие и вызывал во всём его теле пробегающее волной жгучее чувство, прерывающееся спазмами оцепенения всех мышц. Он лихорадочно стал срывать с неё одежду, царапая её тело ногтями, глаза по временам заливала жёлтая пелена, дышать ему было трудно, он задыхался, но не в силах оторваться он продолжал глотать её горячее дыхание. Она била кулаками по спине, извивалась под ним всеми сгибами своего тела, оно превратилось в один невыносимо бессильный протест против насилия... но неожиданно затихла. Продолжая срывать с неё одежды, он обнажил её груди, которая блеснула всей ослепительной прелестью своей белизны. Его руки жадно набросились на эти прекрасные бугорки с тёмными пятнышками нетронутых ещё детским ротиком сосков, безостановочно двигались по их округлой томной поверхности, то сминая, то лаская всей плоскостью ладоней, то гладя внешней частью кисти, ртом, щеками, глазами... и каждое движение, наполненное сладостным шелковистым трением, было его дрожью резких толчков сердца.
Вдруг он заметил остатком зрения, как взмахнула её рука и что-то тупое ударило его в бок. Он вывернул её руку. В ней был зажат маленький кинжал. Но женщине не хватило силы пробить кольчугу.
- Ух, чертовка, - проругался он, и, вырвав кинжал, отбросив его далеко в кусты, он уже со злобой методично набросился на её тело.
Женщина затихла. Силы её закончились, лишь по лицу медленно текли слёзы. Он двигался над ней ровно и старательно, стараясь проникнуть всё глубже и глубже, то чувство ослепительного жжения покинуло его осталось одно механическое упрямство, ожесточённое безвольно распростёршимся под ним телом. Но постепенно ритм стал всё больше и больше увлекать его, сквозь холод и равнодушие в его теле снова по временам стала возникать и гаснуть жаркая искорка, он пытался её поймать и остановить, она приходила всё чаще и чаще и уже тепло снова овладело его телом. Вдруг он ощутил, как по телу женщины прошла лёгкая дрожь, первый робкий отклик, и затем она против своей воли стала всё больше и больше отзываться к нему, стала всё больше и больше сливаться с ним, и вот они ежу превратились в единое существо в мучительном трепете согласно стремящееся к разрешению невыносимого своего состояния. Тело его охватило сладостно-мучительное давление, оно всё нарастало, нарастало, стало уже нетерпимым, невыносимым, ещё движение и не выдержит, взорвется, но не двигаться ещё невыносимей и невозможней. Дикий вопль плотского страдания вырвался из его груди, разбив тишину леса, и что-то разорвалось в нём с такой непереносимой болью, что он на несколько мгновений потерял сознание... Очнувшись, он ощутил во рту солёный тёплый вкус крови, женщина в бессильной истоме зубами терзала его губы как голодная волчица над куском мяса. В последний раз он сдавил, сжал её всю в своих объятиях и затих, вытянувшись...
Потом они лежали друг подле друга, глядя в небо, по нему без устали скользили призрачно-пушистые облака, сколько прошло времени, двигалось ли оно вообще в это время, он не знал. Он лишь ощущал внутри тупую пустоту, как будто он был бортью, из которой охотник выкачал весь мёд...
Он обернулся к ней.
- Ты будешь меня любить?
- Никогда, никогда... я тебя ненавижу... - ответила она и перевернулась лицом в землю.
Уткнувшись, она продолжала всхлипывать.
- Убийца... убийца...
Он вскочил на ноги. Его рослый жеребец мирно пасся рядом с мохнатым коньком девушки. Он подошёл к своему коню.
В это время из кустов вышел Дрыга.
- Князь, гонец прискакал из Киева, говорит, что к Киеву подошёл брат твой Изяслав, осадил его и желает усесться на киевский стол заместо тебя.
- Где дружина?
- В деревне меды пьют, девок щупают.
- Христианским молитвам их обучают... Срочно собери. Да и захвати женщину.
- Вставай, - обратился он к Ядвиге, которая всё так же лежала, уткнувшись лицом в траву.
- Я умру здесь. Я никуда не поеду.
- Погрузи её на коня и смотри за ней в оба.
Он вскочил на коня и поскакал собирать дружину.
Дальше шла бешеная скачка через лес, сутолочь битвы братских войск, треск мечей, брызги крови, ржущие в испуге кони, радостное утомление победы, въезд в Киев при скромных воплях радости горожан, которым всё больше становились безразличными эти бесконечные княжеские крамолы за обладание золотым киевским столом, наконец всё стало расплываться, темнеть...
И он проснулся. Было темно. В голове ещё проносились виденные образы, неслась крутоверть виденных сцен, но от них на душе было тупо и безрадостно. Какая-то чушь, подумал он и на ощупь включил свет. Засветился, облучаемый скрытыми ультрафиолетовыми излучателями, воздух узкой и тесной камеры, в которой он лежал. Как в радиолампе, пронеслось в голове. Он встал, нервно оттолкнув ото рта наконечник шланга питания и с ожесточением сорвав с головы электроды магносонарной сети. Клетка была почти пустой. Только трубопроводы жизнеобеспечения обвивали её стены, да небольшая наборная касса магносонара оживляла её.
Он вышел на улицу. В голове назойлива стучала какая-то простенькая мысль - сон реальность - сон - реальность - сон - сон - сон - реальность, она двигалась по каким-то избитым мелодическим ходам в то усиливающемся, то ослабевающем ритме, не находя своей окончательной и завершающей ноты. Он шёл по городу. Длинные прямоугольной формы со слепыми стенами здания тянулись с обеих сторон улицы. На каждом ярко горел номер - это только и позволяло ориентироваться в унынии каменного единообразия. Людей не было. Было пусто. Солнце висело почти над головой, по небу плыли жидкие облачка, они медленно и безучастно двигались одним им нужной и известной дорогой - куда-то туда - куда-то туда - куда-то туда... - но и эта мысль не смогла найти своего разрешения. И он снова пошёл в перёд, медленно переставляя ноги, в такт чему в мозгу болталась какая-то бесплотная мыслишка, но устав от прежней неразрешимости, он даже не стал пытаться её отвердить, стянуть её в жесткий контур мысленного факта...
По лучевой улице он вышел на главную площадь, в центре которой возвышалось единственное отличное здание круглой архитектуры. Там находилась центральная управляющая машина - главный мозг города. Один на всех - один на всех, один на всех - в уж совсем пошлом темпе какого-то разухабистого танца завертелось у него в голове.
Он направился к зданию. Отворил дверь. Вошёл в зал. Вдоль всей периферии тянулась одна сплошная матово-серая панель. Здесь было тоже пусто, лишь неясное бормотание выдавало происходящую за панелями деятельность.
- Что тебе нужно, человек? - раздался голос какого-то скучного ржавого тембра.
Он оглянулся, пытаясь определить место, откуда исходит этот голос, но не смог определить. Не смогли решить и эту загадку, он начал думать, зачем он пришёл сюда, но не смог ничего придумать для ответа. Что-то важное толкало и привело его сюда, но что...
- Да, - снова повторил тот же самый ржавый голос, идущий неизвестно от куда.
- А-25, скажи, зачем мы?
- Какой смысл ты вкладываешь в этот вопрос, человек?
- Ну как... ну вот зачем я... люди... зачем...
- Может тебе попалась плохая женщина, человек? Клеопатра - Т-3827. Бриджит Бардо - Т-4135.
- Нет, нет, женщина была вполне... Я не то, - быстро начал он, перебив ржавый голос. - Ведь я человек... у меня руки, ноги... зачем?... Смотри, у меня и мышцы исчезли.
- Тебе хочется быть сильным, человек? Хорошо. Я распоряжусь, чтобы тебе в питательную смесь добавляли аденомилтриофан. Каков твой номер?
- Мой номер - ЮВМ-937. Но это тоже не то... зачем мне мышцы, я всё равно только сплю... сплю да питаюсь, сплю да перевариваю сбалансированную белковую смесь... Хоть бы мяса разок попробовать...
- Пиры Луккула - Т-1101.
- Всё во сне. Но зачем тогда ум... зачем же я человек?..
Голос ответил не сразу.
- Ты - человек. А я - машина. Могу ли я ответить тебе - зачем ты - человек? Ведь прогресс не я создавала. Ведь это вы, люди, всё стремились, создавали, удовлетворяли свои потребности, стремились ко всё новым наслаждениям. Книги, радио, телевизоры, голазоры, теперь вот магносоноры. И ты должен быть счастлив, ты можешь удовлетворить любую потребность. Выбирай и отправляйся спать.
- Как бы мне хотелось полететь куда-нибудь, на какую-нибудь планету... осваивать...
- Венера - Т-3167. Магеланово облако - Т-3189.
- Открыть новый закон, стать учёным... мучиться... искать...
- Теория относительности - Т-5168. Нуль-транспартировка - Т-4199. Законы наследственности - Т-6699.
- Но ведь они уже открыты.
- Человек, ты можешь открыть ещё никем не открытое. Это доступно тебе. Вечный двигатель - Т-1768.
- Не то... не то... по правде...
- Разве ты можешь, человек, отличить правду от сна?
- Когда я в магносне - нет. Но когда я просыпаюсь... я всё время об этом думаю и вот сюда шёл - тоже думал...
- И что ты придумал, человек?
- Ничего, А-25.
- Посмотри Т-8760.
- Ах, опять, опять, но я сам хочу. Это уже невыносимо... Неужели ты не можешь этого понять, А-25?
- Нет, человек. Я полагаю, что ты должен быть счастлив. Ты сыт, обут, в тепле. Ты всё можешь. Любить и убивать, покорять планеты и путешествовать по времени. Ты велик и могущественен. Перед тобой открыто всё. Что ещё тебе требуется, человек?
Он не ответил. Он пытался найти, наконец, главный ответ, но всё всё так не расплывалось, не успев отвердеть, и проносилась куда-то вниз в область смутных движений мысли та главная мысль, которая неотступно мучила его уже столько времени. Сейчас это мучение стало уже невыносимым.
- Я ничего не хочу, А-25. Я хочу умереть.
- Смерть на кресте - Т-1631. Смерть с гранатой под гусеницей танка - Т-1639, - бесстрастно ответил ржавый голос.
- Ах, всё это во сне!
- Ты хочешь умереть в реальности?
- Да.
- На факте?
- Да, да.
- Т-1639-П.
- Опять, опять во сне! Будьте прокляты вы, сны! - плачущим голосом воскликнул он. - Будь проклята ты, А-25, поставщица этих мерзавых снов.
- Не забывайся, Человек!
- Я убью тебя, гнусная отравительница!
- Ха-ха-ха-
- Не смейся, А-25!
- Человек, - медленно пророкотал ржавый голос. - Что ты можешь? Ведь я - МАШИНА! Разбить транглятор - придут люди - вставят другой. Иди лучше спать и посмотри Бриджит Бардо - Т-4135.
- Ты издеваешься... ты издеваешься... ах так... ах так... подожди... подожди... - как в бреду выталкивал он снова, одновременно озираясь, ища что-то. Он заметил толстую трубу, лежавшую неизвестно зачем возле входа. Он подскочил к ней, схватит её в руки, она отказалась тяжёлой и, с трудом размахнувшись, нанёс первый удар по матово-серой плоскости панелей.
- Человек! Опомнись!
Но он уже не помнил ничего и продолжал в опьянении безудержно вырвавшегося гнева наносить удар за ударом, перебегая всё дальше и дальше вдоль циркуля дуги. При каждом ударе он слышал всё тот же ненавистный ржавый голос, повторявший одно - Человек! Опомнись! - Человек! Опомнись! - отчего он распалялся сильнее. Наконец, голос затих - Вот где ты скрывался, подумал он с мстительной усмешкой и продолжал наносить удары, доколачивая то, что осталось целым при первом проходе...
В полном изнеможении он уселся посреди зала, тупо уставясь на дело своих рук.
Из забытья его вывел шум и голоса людей, которые доносились с улицы. Он медленно поднялся по винтовой лестнице на площадку под куполом, с которой был выход на балкон, нависший над площадью.
Выгнанный из своих камер прекращёнными сновидениями, люд собрался возле здания А-25 и без энтузиазма шумел, обсуждая причину столь внезапной массовой остановки нормального течения процесса магносорирования. Все они были одеты одинаково и, как казалось отсюда сверху, все были даже одинакового роста.
- Люди! - закричал он, и все обратили свои головы наверх.
- Люди! - повторил он. - Посмотрите на небо!
Толпа притихла, подняв головы, надеясь увидеть там примечательное, но по небу всё так же неутомимо и равнодушно плыли облака.
- А что небо, - нарушил, наконец, тишину одинокий голос. - Что это небо, когда я сейчас видел небо Аустерлица.
- А что небо, - повторил ему другой, - когда я сейчас любовался закатом на Венере.
Толпа зашумела вся вдруг, каждый рассказывал, где он был...
- Люди! - снова воскликнул он. - Неужели мы так и будем жить во сне? Ведь это неправильно так жить!
- Чего он хочет? - пронзительно закричал голос внизу.
- Люди, неужели нельзя жить по-другому, вспомните, как жили наши предки, снами о которых мы питаемся?
- Не слушайте его, это взбесившийся автомат, а не человек, - закричал тот же голос. - Он хочет, чтобы мы снова голодали, снова принялись бороться за чины и места, чтоб мы стали соперничать друг с другом, а потом и убивать друг друга - он этого не хочет. Не слушайте его!
- Люди, я разбил А-25, нельзя так жить! Надо по-другому, по-человеческому.
Но толпа уже не слушала его, а визгливый голос продолжал будоражить толпу.
- Наши предки убивали друг друга на войнах - он этого хочет. Сейчас мы всем довольны, у нас всё есть, о чём только могли мечтать в прошлом. Мы можем удовлетворить всё, не толкая, не ссорясь и не соперничая друг с другом, только нажав кнопку. А без этого снова начнутся раздоры, а может и войны. Он этого хочет, не слушайте его. Он взбесившийся автомат, его надо убить.
- А вдруг это человек, как можно убить человека? - раздался одинокий сомневающийся голос.
- Нет, нет, я знаю, наверное, это не человек, это автомат, пойдёмте и убьёмте его, - лихорадочно вопил всё тот же голос.
- Люди, я не автомат, я такой же как вы, я человек, - но он не мог перекричать шум толпы.
- Это автомат, автомат, потому что как может человек отказаться от счастья иметь всё!? - будоражил толпу голос.
- Я человек, слушайте, слушайте меня...
Толпа в один голос закричала - Автомат! Взбесившийся автомат! - и хлынула в здание. Плотная масса ворвалась на балкон, и град ударов тщедушных рук обрушился на него. Он закрыл лицо руками, затем упал и чувствовал, как толпа пинала его ногами, плясала по нему, но ещё большую боль причиняла бессильно бьющаяся в мозгу как птица, не могущая найти выход из клетки, мысль - Как же так... ведь люди... люди... затем боль стала отходить в сторону, красная пелена стала, сгущаясь наплывать на внутренний взор... но вдруг... предельно ясно очередная мысль вспыхнула в мозгу, как бы прорезав пелену -
А ВСЁ-ТАКИ ЭТО ЛУЧШЕ, ЧЕМ Т-1639-П
она на миг озарила его отключенный от внешних сил разум ярчайшим светом, стали видны какие-то невозможные пространственные и временные дали, но свет продолжал всё усиливаться и усиливаться, плавно переходя в абсолютную черноту небытия...
И он проснулся. Долго не мог придти в себя, тело ещё ощущало удары, звучали крики толпы, мелькала последняя фраза, прорезанная на красном фоне, эти бесконечные дали. Наконец, он пришёл в себя. На ощупь нажал кнопку.
- А-25 слушает, - проакустировала темнота.
- Что за сон я сейчас смотрел?
- Т-6666 по произведению В.Юровицкого "Сны".
"Что ещё за В.Юровицкий?", подумал он.
- Стереть, - коротко произнёс он.- Будет выполнено, ответил голос А-25, и он щёлкнул выключателем.
"Как только вообще можно такое сочинять", думал он, лёжа в темноте. "Бред какой-то". Постепенно, однако, раздражение стало спадать и вдруг из памяти выплыло -
КЛЕОПАТРА - Т-3297. БРИДЖИТ БАРДО - Т-4135.
"Пожалуй... пожалуй Клеопатру", решил он, на ощупь набрал на клавиатуре номер и вытянулся в постели...
- Ты мой! О, Великий Наполеон, Предводитель французов! - воскликнула Клеопатра, бросаясь к нему на шею, и он ощутил на своих губах горячий, страстный...
Оргазм я стала получать недели через две. До этого мне просто нравилось, как пульсирует Его член, выбрасывая сперму. И я просила его не сдерживаться, а заканчивать, как только он этого захочет. Но в этот раз все было по-другому.
Началось все во сне. Мне приснился Он, точнее, даже не Он, а его член, но я знала, что это Он. Член был во мне. Я стала, как будто, прозрачной и видела его в себе. Вдруг член стал расти. Он рос как воздушный шарик. Я вижу, как он занимает уже половину моего тела.
Он стал толще меня - как он смог поместиться во мне? Но это мне пришло в голову потом, когда я вспоминала этот сон, а сейчас я только чувствовала, что мне жутко хорошо - какая-то тянущая сладость - и мне хочется только, чтоб он становился как можно толще и раздвигал мое влагалище как можно шире. Вдруг передо мной поднялась какая-то огромная соленая волна, и я провалилась в бездну. Причем, мне нисколько не страшно, а, наоборот, дико радостно. Я проснулась - ничего не понять не могу: между ног влажно, внизу живота сладкая истома и удивительно легко.
И тут я чувствую: хочу, хочу Его всего, хочу, чтоб долго, хочу, чтоб мучил меня, хочу, чтоб вошел в меня и уже никогда не выходил, хочу прямо сейчас!
Как-то осенью,когда было уже прохладно,моя жена улетела в командировку на две недели,а я остался вместе с маленьким сынишкой дома.Все было хорошо,но однажды я встретился с бывшей одноклассницей Вероникой.Поначалу были просто встречи, которые как-то незаметно перешли в интимные отношения.Мы сами того не заметили как флиртовали и интересовались все больше друг другом.Не прошло и недели как мы уже целовались в моей машине.Это были страстные объятия и пламеные поцелуи.Она облизывала своим язычком все мое лицо.Запах ее губ сводил меня с ума.В то же время она шептала мне слова любви и я так же отвечал ей.От каждого ее поцелуя я чувствовал как у меня сильно бьется сердце и мне не хотелось останавливаться. Правда, неделя прошла, но у нас не было секса.Мы все еще чего-то боялись.
За пару дней до возвращения супруги,это произошло.Было уже поздно,как вдруг звонок в дверь.На пороге стояла Вероника.Я проводил ее в зал и мы сели на диван. Ребенок вроде бы спал,а я уже снимал с нее блузку.Прошло несколько минут.Совершенно ничего не было слышно,только тихие звуки в гостиной.Малыш проснулся от жажды,он умел ходить,встал и направился на кухню.Выпив молока,он уже направился обратно,как его внимание привлекли странные отголоски из зала. Он прошел несколько шагов и заглянул в комнату.Внутри было темно.В трех метрах от него подле стола он увидел меня, стоящего в чем мать родила и трахающего оголенную Веронику.По всюду валялась одежда.Мы стояли к нему спиной и нечего не видели.Я только испытывал оргазм как пихал свой член ей в задницу,а она тихо стонала и просила не останавливаться.Ее упругая попка была такой нежной и мягкой ,я не простил бы себе ,если бы хотя бы раз в жизни не попробовал ее на вкус.Ее длиная косичка вилась на моем плече.Щеки на лице покраснели.Когда она обарачивалась чтобы посмотреть на меня ,то улыбалась мне от удовольствия .-Люби меня,люби......о-о-о-о боже-о-о-о-да-о-да...
Мы так и продолжали, как вдруг Вероника обернулась, для того чтобы посмотреть как я усердно работаю над ее попкой, своим измотанным лицом увидела как на нас смотрит ребенок,она ничего не сказала, а только улыбнулась и продолжала стонать еще громче.
-Сильнее сильнее- просила она не станавливаться-трахай меня мой милый....
От ее слов я еще глубже совал в ее попку член и сам стонал вместе с ней.Она сводила меня с ума. Ее нежный голос возбуждал меня как никогда.Внезапно я ускорился и через секунду кончил ей в зад.Вероника стояла в той же позе.Она обернулась ко мне,обняла меня и мы принялись целоваться.
-Господи !как же я люблю тебя -говорил я ей и она улыбнулась.
-Я так люблю тебя..-повторил я.Мы стали ласкать друг друга,а затем я принялся лизать ее грудь.
Пока все это происходило мальчик конечно же сразу же выбежал из помещения и лег спать ,но он навсегда запомнил эту картину.